химико-технологический колледж. Апокалипсис в каждом из нас. Агентство религиозной информации

Москва, 20 марта, им. Д.И. Менделеева православное молодежное колледж. Встреча режиссера Андрея Звягинцева со студентами и преподавателями Свято-Филаретовского православно-христианского института (СФИ), а также с представителями Преображенского православного братства состоялась 18 марта в Москве. Встреча последовала за просмотром фильма «Елена», который получил в минувшем году специальный приз жюри Каннского фестиваля. Вечер прошел в режиме открытого диалога создателя картины с православными зрителями, что поначалу вызывало понятное волнение режиссера, который называет себя нерелигиозным человеком. Он признался, что в такой аудитории чувствуется особое «напряжение смыслов».

Так и произошло: первые же вопросы касались сокровенных смыслов незатейливой, на первый взгляд, истории бытового убийства, представленной в фильме. Как известно, сценарий «Елены» возник с подачи известного британского продюсера Оливера Данги, который задумал международный проект из четырех фильмов, объединенных темой Апокалипсиса. Андрей Звягинцев и автор сценария Олег Негин сразу решили, что не будут снимать блокбастер со взрывами, стрельбой и спецэффектами. «Нам стало ясно: двигаться к фильму-катастрофе совершенно невозможно. Мы решили прийти к простой истории одного сердца, одной души, одной катастрофы. Ведь Апокалипсис каждый день происходит внутри нас», — сказал режиссер.

С одной стороны, Звягинцев отреагировал на «детское желание» одного из зрителей обнаружить в фильме «хороших и плохих»: «Не знаю, кто может себе позволить это разделение». С другой стороны, создавая «объективный портрет обычного человека», он четко обозначает «зло», транслирует то, что без труда «считали» зрители из СФИ: что семейные отношения могут стать предметом идолопоклонства, что запрещенное Богом можно нарушить — ради семьи, ради Родины… «Елена ввергнута в инстинкт, ее ведет кровь… Продолжение рода, ради которого она идет на убийство, — это тоже она сама. И у нее нет аппарата, который позволил бы ей осмыслить это…», — подтвердил режиссер впечатление зрителей..

И если для данной аудитории это очевидно, то другие отзывы («И правильно Елена поступила, и я бы так же…», — это слышал сам Звягинцев от молодых дам) подтверждают, что так называемое «состояние «Елена» — это далеко не редкость. Почва его, по мнению создателя фильма, в следующем: «Мне кажется, что культ золотого тельца, обрушившись внезапно, просто разбил сообщество, которое хоть как-то держалось. И сосед теперь воспринимается как конкурент… Вопросы о том, грех — не грех, смерть — не смерть вообще не включены, это за пределами нашего понимания…» По словам одной из зрительниц, столь честный фильм просто «нокаутировал», поразил духом распада, неверия. «Как же тяжело людям, которые живут без веры!» — воскликнула она. «Им — легко!» — с горькой иронией отозвался режиссер.

Есть ли просвет, надежда в этом фильме, где очевидное зло вроде бы торжествует: в финале многочисленное потомство Елены триумфально осваивает пространство, завоеванное страшной ценой? Звягинцев, для которого понятно желание зрителя обнаружить эту надежду: в справедливом ли возмездии, в раскаянии ли героини — сознательно не стал «предъявлять надежду как декорационный предмет». В этом случае история бы «замкнулась» и ее можно было бы «положить на полочку»: «Ответ, даром залетевший в ухо, не работает». Режиссер оставляет открытый финал, давая возможность зрителю заново осмыслить «старый миф, что добро побеждает зло».

Вероятно, для режиссера важна была реплика одной из участниц беседы: наказание за грех — большая милость, оно дается только тому, у кого «живая душа». Если человек полностью «поглощен злом», он может и не дождаться наказания в земной жизни. Другой собеседник заметил, что наказание в финале очевидно. Разве не наказана героиня той жизнью, которую она получает: телевизор, бесконечные сериалы, дети, которые на самом деле ее не любят… Эта «беспросветная серятина» может быть пострашнее любого наказания. Звягинцев согласился: в финале нет света, но нет и тьмы, Елена незаметно для себя погружается в «хмарь, серь». «Банальное зло, банальная жизнь и есть умирание», -- отметил он.

Как и следовало ожидать, аудитория СФИ не могла не обратить особого внимания на эпизод, когда Елена приходит в храм помолиться о здоровье своего мужа. Ей указали на икону свт. Николая, случайно ли она ставит свечку перед другим образом — «Введение во храм Пресвятой Богородицы»? Звягинцев объяснил, что съемка велась не в декорациях, а в действующем храме, и законы построения кадра требовали, чтобы Елена подошла именно в это место, иконы невозможно было перевешивать. Т.е. «Введение» возникло будто бы случайно, но «невероятно сильная» параллель поразила и режиссера, и актрису Надежду Маркину: две матери — Мария отдает Сына своего в жертву за род людской, Елена — приносит в жертву жизнь мужа ради сына и его потомства.

«Визит в храм — это возможность для Елены (поступить иначе – ред.), она действует вполне искренне, но не углубляясь, как язычница, чтобы «получить таблетку» - и муж выздоровеет… Но не намерение, а ее действие «отменяет» храм. Она выбирает детей, себя, свое благополучие», — размышлял Звягинцев. По его словам, создатели фильма вовсе не хотели специально подчеркивать неофитство Елены: «Можно понять, что Елена впервые в храме. Но это ничего не отменяет: впервые ты пришел или в тысячный раз».

Зрители расспрашивали Звягинцева о его духовном фундаменте, и услышали в ответ, что «инъекцию стойкости», нравственный камертон ему дает «великая драматургия», литературная классика. Завершая вечер, он подчеркнул, что сам не дает ответов на вопросы, поднятые в фильме, потому что не знает «рецептов», сам ищет эти ответы. «Вам, -- обратился он к своим православным зрителям, -- легче говорить на эти темы, чем мне».

Фильм «Елена» -- это «не религиозное искусство, а именно духовное. Чтобы увидеть такую тьму, чтобы никто никогда не спутал эту нежить с жизнью, для этого нужно излияние света. Это высказывание полыхнуло на весь мир», оценила картину одна из участниц встречи.

Юлия Зайцева